Рассказ о том, как портной Тэвул Зак интересовался обороной царской армии
Говорят, что одна глупость пасется рядом с другой, и если подвыпившие солдаты караульной тыловой роты царской армии поймали шпиона, то нельзя сказать, что немецкий кайзер Вильгельм был умным человеком. Какой умный кайзер назначит своим шпионом такого известного во всех синагогах города спорщика и упрямца, такого заметного с любого расстояния бородатого верзилу?
Наверно, нужно быть очень глупым кайзером, чтобы сделать шпионом портного и поручить ему среди бела дня отыскивать окопы в тылу русской армии. Да и русский царь тоже хорош. Устроил себе ставку в Могилеве и не мог обучить тыловых солдат под Бобруйском, это ведь рукой подать, отличать шпиона от портного и любопытного от злонамеренного. Правда, нашелся офицер, который во всем разобрался. Но это на следующее утро.
Пока все непонятно.
В рассказе, как в любом деле, нужен порядок. Даже знаменитый доктор Фаертаг начинал бесплатное лечение скопившихся во дворе нищих с наведения порядка. Он их группировал по болезням и, будучи военным врачом командовал:
— С коликами в животе — в одну кучку, с грыжами — в другую, а те, у кого слезятся и краснеют глаза — становитесь отдельно.
А потом начинал прием. И этот порядок помогал ему управляться с нищей оравой.
Итак, если говорить по порядку, шла война. Первая мировая. И немцы во главе со своим кайзером могли захватить Бобруйск. Тогда минский губернатор приказал рыть окопы и траншеи. А для того чтобы хватило людей, он приказал закрыть лесопилки, кирпичные заводы и даже тридцать четыре винокурни.
Ну, а тех, кто уклонялся от рытья окопов, судили и приговаривали к тюрьме. Правда, бобруйский уездный исправник докладывал губернатору, что не может посадить в тюрьму всех уклоняющихся, потому что их набралось уже пятьсот пятьдесят человек, а мест у него всего сорок.
Вы, наверно, улыбнетесь, и улыбка ваша будет горькой. Но вернемся в то время.
Город был в тревоге. Нельзя сказать, что все умирали от страха, жизнь, конечно, продолжалась, и Рохул Файвисович и ее мать Доба торговали на базаре завернутой в пакетики пляхой. Пляха — это рубец, и его охотно покупали солдаты и беженцы, которых было полно в городе. Не надо думать, что страх перед немецким кайзером и его войсками мог помешать мяснику Слэйме Левину солить в бочках коровьи пузыри, необходимые для упаковки сыров, а его дочери Годе торговать обдирками от гусей и готовыми шкварками.
Жизнь, конечно, продолжалась, но умные головы, прислушиваясь к отдаленным орудийным выстрелам, раскачивались, как подсолнухи на ветру, и предрекали в случае победы кайзера погромы и всякие напасти. И тогда вся эта возня с гусиными обдирками и коровьими пузырями окажется гэвл гаволым — заблуждением, пустой бессмысленностью, суетой сует, сном.
Конечно, не все умные головы думали одинаково и от этого возникал спор, от которого не было никакого толку кроме шума, гама и размахивания руками. Дело в том, что извозчик Зелик Манчик, недавно вернувшийся с того берега Березины, где был тыл, видел, что и там солдаты что-то копали. Выходило, что окопы роют не только в той стороне, откуда могут придти кайзеровские войска, но и за Березиной, чуть ли не у самой Телуши.
И тогда Тэвул Зак приложил палец ко лбу и, накручивая на него седой пэйс, высказал свое предположение.
Наверно, в эту минуту где-то на небесах решались обстоятельства его будущей разведки, и кто-то из судей вставил свой голос за то, чтобы все же набить морду этому упрямому и любопытному верзиле.
— Значить царь, — сказал Тэвул Зак, — думает пустить кайзера в город и хочет отбиваться от него где-то возле Телуши или Омельни. И если это так, то ничего хорошего ждать нельзя. Но может быть, что все это не так. Поэтому интересно посмотреть, есть ли окопы за Березиной. Поэтому я пойду туда и поинтересуюсь.
Спор снова загудел. Но верзила-портной Тэвул Зак умел переспорить любого еврея в любой синагоге, кроме того он был упрям, как все вместе взятые упрямцы — балаголы, прозванные "аксоным".
И когда, воспользовавшись какой-то щелью в общем гаме, он крикнул что нужно разобраться в этой стратегии, самые заядлые крикуны притихли, — так внушительно, вызывая своей непонятностью трепет, прозвучало это слово "стратегия". Кроме того, выкрикнул это слово не какой-нибудь печник и даже не резник, а человек, имевший некогда прямое отношение к военной службе. Правда, будучи портным, Тэвул Зак провел эту службу в основном на армейской швальне, обшивая мундирами господ офицеров, но, подражая им, умел выкрикивать разные команды и знал некоторые приемы штыкового боя, которые охотно показывал у себя на огороде, распугивая воробьев и вызывая хохот соседей.
Ранним утром следующего дня, когда осенний рассвет еще не посетил город, а соседи Жуковские, прозванные "бражниками", не подоили коров, и Хаче, — ночной сторож на бойне, еще не вернулся с дежурства, Тэвул Зак, захватив узелок с едой и горсть английской соли, которую считал лучшим средством от всех болезней, покинул дом. Он шел выяснять стратегические обстоятельства, и его дорога уже была выложена не скользкими от моросящего дождя булыжниками, а самоцветами легенды, и в насупившемся, едва тронутом рассветом небе плыла над его головой, подмигивая, затухая и разгораясь, голубая звезда истории с портновским метром.
* * *
Кое-где распахивались ставни, над крышами поднимались дымки, вкусно пахло теплом из открывшихся дверей, и осведомленные обитатели, вглядываясь в медленный рассвет, узнавали долговязую фигуру Тэвула и пожимали плечами.
На углу Шоссейной и Костельной из обрывков тумана и жидкой мглы выплыла туша городового Крупника. Городовой широко расставил ноги, заполнив собой всю улицу и загораживая путь Тэвула. Но голубая звезда истории с портновским метром подмигнула в светлеющем небе, и Крупник, так и не получив взятки, растаял вместе с остатками ночи.
Когда Тэвул подошел к реке, было уже светло. Дождь прекратился, и чуть подсвеченная желтизной полоска, прорвав серость неба, дохнула холодом глубокой осени. Был один из дней, когда по приказу царя и потребностью войны заканчивалось строительство деревянного моста через Березину. Того самого с башенками и перилами, сожженного много лет позже. Мерно, разбрасывая пахучие опилки, трудились пилы, перебивая друг друга, ахали топоры.
Когда портной Тэвул Зак взошел на мост, плотник Лэйба Маркман уже решился на спор прыгнуть в ледяную воду и достать утонувший топор. Сгрудившиеся вокруг спорщиков рабочие расступились, и Тэвул Зак ребром ладони разнял сцепленные в пожатии руки Лэйбы Маркмана и его противника. Обряд спора состоялся, и Маркман, раздевшись до кальсон, прыгнул в свинцовую воду.
Он достал со дна топор, но застудил навсегда какую-то мышцу и после всю жизнь хромал, отчего и не ушел много лет спустя из города, когда сжигали деревянный мост, а его безграмотный сын Эфроим, бывший начальник транспортного объединения балагул, уже отличился в первых боях с вражеским десантом где-то у Пухович.
Хромой плотник Лэйба Маркман не ушел тогда из города, и его выдала Нюрка — жена его друга Левы. Она выдала его вместе с Левой. И они, обнявшись с Левой, уйдут в сторону Каменского рва.
А безграмотный Эфроим, бывший начальник транспортного объединения балагул, станет командиром разведвзвода и, получив слепое осколочное ранение грудной клетки и два ордена Красного Знамени, вернется в город и будет искать Нюрку-убийцу.
Портной Тэвул Зак недолго оставался на мосту. Убедившись, что плотник Маркман удачно прыгнул, нырнул, достал со дна топор и выиграл в споре, он бодро зашагал в ту сторону, где должны были находиться окопы. Идти пришлось недолго, хотя он собирался побывать в Телуше, добраться до Омельни, а там переночевать у хозяйки, снабжавшей Году Левину гусями для ее обдирок и готовых шкварок. Рассчитывая на это, Года вручила ему три целковых, которые осталась должна хозяйке с прошлого поступления живого товара.
Здесь нужно сказать, что до сих пор витавшая над головой Тэвула голубая звезда куда-то исчезла. Очевидно, наступивший чуть морозный и ветреный день погасил ее робкий свет. Но Тэвул продолжал вышагивать по осенней, тронутой морозом дороге, и вскоре у небольшой деревушки увидал солдат, копающих продолговатую яму. Он направился к ним и, доверчиво улыбаясь и радуясь тому, что так быстро напал на сооружение окопов, поздоровался и поинтересовался, какой длины будет этот окоп.
Солдаты продолжали копать. Тэвул повторил свой вопрос. И, не дождавшись ответа, прошелся вдоль предполагаемого окопа. Двое солдат подошли к нему и, отряхнув руки от приставшей земли, по очереди подергали его за бороду, а потом в четыре кулака измолотили беднягу.
Где-то на небесах этого показалось мало, и оттуда сквозь рассеивающиеся тучи надоумили солдат обыскать любопытного верзилу.
И тут произошло главное. При обыске в сюртуке был найден портновский метр. Правда, в другом кармане были еще обнаружены три целковых, но они куда-то быстро исчезли и вроде бы вообще не существовали.
Но портновский метр, извлеченный за кончик из кармана Тэвула, раскрутился во всю свою длину и, извиваясь на ветру, словно ядовитый змей, вразумил обыскивающих, и они выкрикнули:
— Шпион!!!
Все было ясно и, добавив тумаков, солдаты потащили преступника в деревню, втолкнули его в сарай, подперли дверь бревном и послали за начальством. Как-то получилось, что начальство в тот день не появилось и бедняге пришлось заночевать в сарае. Он не помнил, где потерялся узелок с едой, но, слава Богу, в сарае было не очень холодно и можно было, зарывшись в сено, перетерпеть длинную ночь.
Ближе к утру, лежа на спине, сквозь щель в крыше сарая он увидел голубую звезду. Она была яркой, весело подмигивала и обещала благополучный исход истории с портновским метром.
Утром же, на построении, солдаты доложили офицеру о поимке шпиона. Тэвула вывели из сарая, и он, вытянувшись "во фрунт" во всю длину своего роста и приложив руку к козырьку измятой фуражки, хрипло по-армейски доложил о себе.
Один глаз его затек, из-под фуражки, спутавшись с волосами, торчало сено. Офицер, сдерживая смех, вернул ему портновский метр и приказал немедленно очутиться в Бобруйске.
Судьба портновского метра вам известна. А если вас интересуют те три целковых, исчезнувшие во время обыска, то все знают, что портной Тэвул Зак порядочный человек, и он сшил в счет этого долга чудесный пиджак для отца Годы — мясника Слэймы Левина, который солил в бочках коровьи пузыри, необходимые для упаковки сыров.
