Кто читал?

[yanik]

* Повесть: Проза [Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи]



Оценка: 3.88*5 Ваша оценка:

Я. Фридман


Разговоры ни о чём на питерской кухне

Взрослая сказка для моей взрослой дочки

Вы никогда не сидели в крохотной питерской кухоньке, когда за окном бесится черная декабрьская непогодь, а в кухне тепло и уютно? Когда на столе стоит горячая картошечка, селедка с лучком и бутылка хорошей водки, уже наполовину выпитая. Когда за столом сидят друзья, и течет беседа ни о чем и обо всем. О театре, о политике, о бабах, о истории, о литературе, о судьбах страны и народа. Как народа русского, так и народа еврейского. Нет? Не сидели? Мне вас жаль.
Я уехал из России восемь лет назад, и мне больше всего не хватает моих друзей. И тех, кто остался в России, и тех, кто разлетелся по всему свету. И дружеского трёпа ни о чем в питерской кухоньке.
Конечно, такие посиделки далеки от историко-философских семинаров. Подвыпившие собеседники часто хватаются за глобальные и сложные темы, которые они просто не в состоянии решить. Перебивают друг друга, перескакивают с темы на тему, забывая с чего начали. Все эти недостатки будут свойственны и моей повестюшке. Что пардон, то, извините, пардон. Но ведь в конце концов я и пишу о разговорах ни о чём на питерской кухне. Разговоры без начала, без конца, прерываемые паузами на выпить и закусить, рождающиеся спонтанно и спонтанно же умирающие. Так что...

ГЛАВА 1 ---------------

От автобусной остановки до Илюшиного дома, убогой пятиэтажной хрущобы эпохи кукурузизации, я продирался сквозь холодное и мокрое месиво из дождя, снега и какодо-то липкого тумана. Фонари светили хилым чахоточным светом и, казалось, только усиливали мрак декабрьского вечера. Было около девяти часов. Ветер умудрялся дуть со всех сторон сразу, а в моём правом ботинке хлюпала вода. На улице не было ни души.
Отвратительный, раскиданый по полю спальный район наводил жуткую тоску, и если бы я не был откровенно пьян, то просто сел бы в сугроб и завыл. Но давайте по порядку.
Это было десять лет назад, в 1990 году. Милое времeчко, когда анекдот о том, что перестройка кончится перестрелкой уже воспринимался без смеха. Когда стало ясно, что Генеральный-Секретарь-Президент не устоит, но было не ясно, спихнут его справа или слева. Да и само понятие лево-право в России-90 не имело никакого смысла. И я решил уехать. Уехать хотя бы ради детей. Благо пятая графа превратилась в пропуск на выход с вещами. Такое знаете ли оригинальное решение. С оригинальным обоснованием.
Нет, я и тогда не сомневался, что Россия вспрянет ото сна. Но было не ясно, чего она со сна натворит. Мне надоели преобразователи, спасатели и радетели. И Миша-говорун, и внуки Ильича, грибки-поганки: Зюганов, Полозков, Лигачёв со товарищи, и хитрый клоун Жирик, и политик от искуйства, шестидесятилетний мальчик-пижон Никита Сергеевич, вечно играющий в великого князя. И разговорчивый Васильев, и неразговорчивый Баркашов, и тройка крутых демократов: Ельцин, Руцкой, Хасбулатов, а также Тимурыч вместе с Ваучерсом. Сумасшедшее время, когда митинги и шествия национал-патриотов организовывались и благославлялись обкомами Коммунистической партии. Всё, сыт.
Подал я документы на выезд в Израиль, а назавтра меня с работы уволили. Без крика и шума, без брызганья слюнями, как при Леониде Ильиче. Вызвал меня местный Штирлиц и сказал:
-- Ты уезжаешь, а я остаюсь. И куда оно повернется не знаю. Уволишься -- уедешь. Будешь выдрючиваться -- останешься лет на сорок, как носитель жутких государственных секретов."
Вот так. Четко и ясно. И я уволился по собственному желанию. Хотя не представлял себе на что жить буду до отезда. Но то, что уволился без брызганья слюнями -- уже хорошо. Результат перестройки. И еще результат -- коллеги от меня не шарахнулись, как от чумного. Пошли мы с корешами в рюмочную, попрощались по-людски, выпили за успех нашего безнадежного дела. Вот этот-то алкоголь и согревал меня в моём путешествии от остановки.
А к Илюше я шел, преодoлевая такие трудности, тоже чтобы попрощаться. Такая вот полоса выдалась в моей жизни, полоса прощаний.
Илюша, мой друг-приятель, полный, в очках, с добрым лицом доктора Айболита и с таким же характером, покидал Родину-мать и уезжал в Канаду.
Тогда уезжали многие. И уезжали не ярые сионисты, не диссиденты -- борцы за истинную демократию, не теневики, перекинувшие за кордон килограммы баксов и убегающие от прокурора. Нет, первые и вторые давно уехали, а третьим уже не надо было уезжать. Им было впору обратно возвращаться. Страну покидали четвертые -- рядовые врачи районных поликлиник, инженеры и техники конструкторских бюро,

[Зяма]

Какие тайны знает небосвод
И звезд, на нем горящих, хоровод!
Один – слуга; другой – владетель трона,
Суд нужен этому; тому – корона.

Один – в веселье, в горести другой.
Вот этот счастлив, тот – согбен судьбой.
Вот этот в хижине, а тот – в палатах,
Тот в рубище, другой – в шелках богатых.

Тот жалкий нищий, этот – богатей.
Тот бедствует, другой – гнетет людей.
Один – величья мира властелин,
Другой – ничтожный раб в цепях судьбин.

Тот опьянен довольством, негой, властью,
Другой привык к невзгодам и несчастью.
У одного безмерно достоянье,
Другой семье не сыщет пропитанье.

Муслихиддин Саади (1184–1292)

[vitja-knd]

Ты помнишь, дружище, вьетнамские кеды?
Коленную выпуклость детских колгот?
Настольный хоккей у блатного соседа?
Дай Боже мне памяти, кой это год?
А помнишь те вязаные рукавицы,
Да-да, на резинке из старых штанов,
Родителей наших счастливые лица
Гагарин Харламов Блохин Моргунов
Ты помнишь мы жвачку жевали неделю,
На ночь в холодильник её положив?
Ты помнишь «Орленок»? Вот это был велик!!!
Разбит он, до наших детей не дожив
На школьном дворе помнишь лихость былую?
И первый, с ночевкой в палатках, поход?
И, помнишь, решались мы на поцелуи
Дай Боже мне памяти, кой это год?
Так если ты помнишь вон душу на плаху!
Какая Европа, Америка, мля?
«Несчастное детство»? Идите вы на куй!
Счастливей не будет уже у меня!!!

[diks]

Класс!!!Кто автор?Может твоё,Вить?

[yanik]

Сообщение от diks

Класс!!!Кто автор?Может твоё,Вить?

[Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи]

[vitja-knd]

Сообщение от diks

Класс!!!Кто автор?Может твоё,Вить?

Не... Завидую, сердцем написаны стихи
Яник прав:[Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи]

[vitja-knd]

ЭЛЬКА, ГДЕ ТЫ?

Это было, пожалуй, самое обещающее время в моей жизни... Как, впрочем, в жизни всего моего поколения. Бодрый и обаятельный Горбачев, появляясь на экране телевизора практически каждый день, внушал веру в то, что до счастья осталось совсем немного.
Была весна. Она выдалась ранней и теплой. Я учился на престижном специальном отделении филологического факультета. Ко второму семестру, вполне освоившись в этом «девичьем царстве», где парни были на вес золота, я еще и влюбился.

Среди одногруппниц, Элька – Эльвира Мацановская – выделялась не только звучным сочетанием имени и фамилии, но и парадоксальным несоответствием внешности и темперамента. Хрупкая фигурка и гордый, ахматовский профиль никак не вязались с огромной энергией, которая обнаруживалась в каждом ее слове и поступке. Я обожал ее. Ее смех, огромные умные глаза, ее «игрушечные», тридцать пятого размера, туфли. Даже то, что она не позволяла мне и мысли о сексе – и это мне в ней нравилось. Мы обходились петтингом, и я скажу вам, друзья – мало когда в будущей своей жизни мне доводилось испытывать большее наслаждение.

Одно только обстоятельство смущало меня: Элька, дочь заместителя министра мясомолочной промышленности республики, была еврейкой. А в силу сложившихся стереотипов, этот факт никак не укладывался в планы моих родителей, которые опасались любых связей с евреями, как с чем-то таинственным, непонятным и чуждым.
Но я был влюблен, а в этом деле, как известно, преград не бывает. Мы избегали разговоров на тему еврейства, хотя я понимал, что для Эльки она очень важна. Мы с удовольствием учились, ходили на пары, взявшись за руки, и ловили завистливые взгляды однокашников.
В те славные, устремленные в будущее времена, по средам после третьей пары студенты были обязаны отбыть так называемый «кураторский час». Непременной его составной была политическая информация.

В тот день я, как обычно, сидел с Сашкой Шереметом на галерке и играл в балду, пока старательные одногруппницы рассказывали о забастовках в США и империалистических намерениях НАТО. Куратор, отбывающий эту повинность с не меньшим цинизмом, чем студенты, однако, старательно изображал искреннюю заботу о нашей политической осведомленности. Видимо по этой причине, заметив, что мы с Сашкой игнорируем информацию об очередных коварных замыслах по размещению крылатых ракет в Европе, он прервал докладчицу…
- А вот Федоров, он лучше всех все знает… Да, Федоров? Вот встаньте, и расскажите, что вы сегодня подготовили на политинформацию!
Я медленно встал, и, выдержав люфтпаузу, пока мне передадут свежую газету, поймал косым взглядом на странице выделенную жирной рамкой статью. Делая вид, что материал мною проработан дома, я как бы пересказывая ее содержание, выхватил первую строчку из текста и, глядя в глаза куратора, бодро начал:
- Вчера, девятого апреля 1985 года, - я опять скосил глазами в текст, и понял, что надо менять интонацию… - после продолжительной, тяжелой болезни… - мой голос стал таким же скорбным, как у Кириллова, когда он объявлял о смерти генеральных секретарей… - скончался … выдающийся советский физик… - я выдержал трагическую паузу, - Бенцион… - спазм смеха мне удалось сдержать неимоверным усилием… - Моисеевич… - аудитория прыснула хохотом, - Вул. «Вул» я скорее прокудахтал, чем произнес, потому что сил сдержать накативший смех уже не было.
Группа ржала так, что куратор вначале не нашел, что сказать. Он постучал ладонью по столу, и заметил:
- Это, конечно, одно из самых важных политических событий в мире… Садитесь.
Я сел, и вдруг увидел, как Элька встав из-за стола, решительно движется в мою сторону. Резкая, как и сама Элька, пощечина, сделанная ею, наверное, первый раз в жизни, была нокаутирующей.
- Скотина! – громко, даже скорее звонко произнесла Эльвира Мацановская, и метнулась из аудитории…

В июле 1985 года меня специальным Вузовским призывом «ушли» в армию. Что-то мне подсказывает, что Борис Михайлович Мацановский, с подачи Эльвиры Борисовны, приложил к этому факту свою, в ту пору всесильную, руку.

[vitja-knd]

Подсмотрел вчера в ресторанчике такую сцену... Представьте: Киев, Оболонская набережная, за столиком он и она... Пьют вино, и молчат....

Диалог... как в немом кино, -
Только взгляды, да жесты рук...
С ним не дружит она давно,
Он давно ей уже не друг...

Он - солиден и неуклюж,
Не на выданье и она...
У нее - на диване муж.
У него - у плиты жена...

Ей расслабиться нет причин,
И ему, вроде, тоже - нет:
У нее справил свадьбу сын,
У него - дочь ушла в декрет...

Закрывается ресторан,
Посетителей просят прочь...
Он - не спать будет до утра,
И она - не заснет всю ночь.

У "не дружбы" - особый счет...
Не его, не ее вина,
Что, зачем-то, не первый год
Он не с ней, и не с ним она...

Так не дружат они давно,
Вот такая беда, старик...
Диалоги в немом кино -
Выразительнее, чем крик...