Чернобыль. 21 год спустя...

[Зяма]

Чернобыль. 21 год спустя...

[Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи]

21 год назад произошла страшная авария на Чернобыльской АЭС. Мы не будем описывать уже известное из официальных источников, а посмотрим на это иначе, со стороны обычных человеческих судеб, глазами обычных людей... + фоторгафии Чернобыля и г. Припять 2006 года.

[Зяма]

Р. И. Давлетбаев, зам. начальника турбинного цеха № 2 Чернобыльской АЭС. Как это было...

24 апреля 1986 г, отработав день и вечер по обычно заведенному распорядку рабочего дня, не отправляясь домой, я остался в ночь с 24 на 25 апреля как технический руководитель турбинного цеха для выполнения работ по проверке состояния турбины и ее систем, выполняемых перед каждым капитальным ремонтом в соответствии с Правилами технической эксплуатации (ПТЭ) (в частности, производилась проверка на плотность органов парораспределения, их расхаживание, снятие характеристик системы регулирования и т. д.) К утру 25 апреля работы по ТГ-7 были закончены, после чего он был отключен от сети. Однако, как впоследствии выяснилось, несмотря на начавшееся движение вниз поглощающих стержней, произошел неконтролируемый разгон реактора. Через некоторое время (сколько секунд прошло - не запомнил) послышался гул. Работая на АЭС на разных должностях, я не раз оказывался в различных нештатных ситуациях, в том числе и сопровождающихся сильными шумами. Но этот гул был совершенно незнакомого характера, очень низкого тона, похожий на стон человека. О подобных эффектах рассказывают обычно очевидцы землетрясений и вулканических извержений. Сильно шатнуло пол и стены, с потолка посыпалась пыль и мелкая крошка, потухло люминесцентное освещение, установилась полутьма, горело только аварийное освещение, затем сразу же раздался глухой удар, сопровождавшийся громоподобными раскатами. Освещение появилось вновь, все находившиеся на БЩУ-4 были на месте, операторы окриками, пересиливая шум, обращались друг к другу, пытаясь выяснить, что же произошло, что случилось.
Первое, что пришло мне в голову, это мысль, что взорвался деаэратор, находящийся над БЩУ-4, однако, осмотрев самописцы уровней и давления в деаэраторах, я понял, что дело не в них. Это меня несколько успокоило, потому что к этому моменту основное оборудование турбинного цеха было уже отключено и опасений, как будто, не вызвало. И напрасно, В этот момент на БЩУ-4 вбежал машинист паровой турбины (МПТ) Вячеслав Бражник (умер от лучевой болезни в 6-й клинической больнице в мае 1986 г.) и громко крикнул: «В машзале пожар, вызывайте пожарную машину», и тут же без дальнейших объяснений убежал обратно в машзал. За ним побежал я и сразу же у входа в машзал увидел свисающие куски железобетона и обрывки металлоконструкций. Держась ближе к стене, я вышел на площадку отметки +12,0 ТГ-8.
Вот что я увидел. Кровля над турбиной № 7, а также по ряду "Б" над питательной системой, над шкафами электрических сборок арматуры ТГ-7, над помещением старшего машиниста была местами проломлена и обрушена. Часть ферм свисала, одна из них на моих глазах упала на цилиндр низкого давления ТГ-7, Откуда-то сверху доносился шум истечения пара, хотя в проломы кровли не было видно ни пара, ни дыма, ни огня, а видны были ясные светящиеся звезды в ночном небе. Внутри машинного зала на различных отметках возникли завалы, состоящие из разрушенных металлоконструкций, обрывков кровельного покрытия и железобетона. Из-под завалов шел дым. Наиболее крупный завал образовался на цилиндрах и по бортам седьмой турбины. В окнах машзала по ряду «А» выбило много окон, стекла высыпались на проходы отм. +12; 0.0. Потолочное освещение в ячейке ТГ-7 не горело. Из раскрытого от повреждения фланца на всасывающем трубопроводе питательного насоса 4ПН-2 била мощная струя горячей воды и пара, доходящая до стены конденсатоочистки. Сквозь клубы пара были видны сильные всполохи огня на площадке питательных насосов отм. +5.0, причем красные цвета перемежались с фиолетовыми. Что там горело, я рассмотреть не смог, приблизиться близко к струе было невозможно — обдавало горячим паром. От всех завалов, в том числе от маслосистемы смазки и регулирования, от цилиндра высокого давления, от частично заваленного главного маслоблока вверх шел дым. Других открытых крупных очагов пожара на отм, +12 не было, однако, судя по задымлению, что-то горело на пластикате по ряду «Б» отм, .+ 12 ТГ-7 и по-прежнему сильно беспокоило горение на отм. +5.0 питательной системы. В машзале на отм. +12 в этот момент никого не было, возможно, все были на нижних отметках....

[Зяма]

По рассказам очевидцев, побывавших на ликвидации катастрофы, рукавиц не хватало, марлевые повязки с трогательно-беззащитным названием "лепесток" выдавались только выезжающим в зону.

- За все время нахождения на ликвидации аварии, - рассказывает Анатолий Петрович, - официальную дозу облучения мне определили в 9,96 рентген/час., что, конечно же, не соответствует истине. При поездках на станцию или же в 30-километровую зону на 30-40 человек выдавались четыре-пять дозиметров закрытого типа. В конце каждого дня показания суммировались, и нам выводили среднеарифметическое показание - независимо от того, кто сколько "хапнул" на самом деле. И эти показания заносились в карточку каждого военнослужащего.

Младший сержант А. Левкин работал на автомашине ЗИЛ-131. Занимался перевозкой личного состава на АЭС и обратно, зачастую находясь в зоне целый день. Более десятка раз он ездил на могильники и отстойники, куда доступ был категорически запрещен. Но где же взять запчасти?

На перевозке личного состава был задействован от трех до четырех раз в неделю, остальные два-три дня вместе со всеми ездил на ликвидационные работы. Радиация давала знать о себе сразу. К вечеру отшибало память: с трудом припоминались утренние разводы, все мучились страшными головными болями, во рту пересыхало, люди задыхались от удушающего кашля. Работали без выходных и праздничных дней - лишь бы скорей нагнать в личную карточку чертовы рентгены. И только когда они набирались, поездки в зону прекращались. Командование подавало документы на увольнение, и по прибытии замены военнослужащий отбывал к месту своего призыва. (В то время район Иванково считался во всех документах экологически чистым. Теперь все население из него выселено в другие районы.)

- В зоне мы не имели ни спецкомбинезонов, ни пылезащитных очков, - рассказывает ликвидатор. - Нам не выдавалось никаких медикаментозных препаратов для нейтрализации действия радионуклидов или для их ускоренного вывода из организма.

Обедали ликвидаторы непосредственно в зоне. Под столовые приспосабливали заброшенные здания школ и домов культуры. За обеденный стол садились в той же пыльной и грязной форме.

- Набрав "свою" официальную дозу, - завершил рассказ Анатолий Петрович, - я был направлен в г. Колпино Ленинградской области, а оттуда в Петрозаводск. На этом моя "героическая" эпопея закончилась...

Но вслед за ней началась другая, не менее трудная эпоха - борьба за выживание. А для этой борьбы нужны не только смелость, но еще и крепкие нервы и отличное здоровье. А здоровья у бывших ликвидаторов становится все меньше и меньше...

[Зяма]

[Зяма]

Коренная чернобыльчанка Надежда Удовенко, помогавшая эвакуировать жителей Припяти, рассказывает:

- Я работала воспитателем в припятском общежитии. В субботу у нас там справляли свадьбы, а утром со станции вернулся муж нашей заведующей и рассказал об аварии. Натянули мы на головы наволочки и принялись помогать людям грузится в прибывшие автобусы. С одной из последних машин эвакуировалась и я.

Позже пробралась в Чернобыль, чтобы взять из квартиры золотую цепочку и деньги. В городе творилось что-то невообразимое: какие-то люди из окон выбрасывали вещи, все было усыпано битым стеклом, обломками мебели, бумагами. К моим ногам подлетела пожелтевшая открытка – как сейчас помню, что в ней написано: « Родные мои! Наконец мы дождались – День победы настал. Скоро вернусь домой. Как там наша доченька? Она уже совсем большая. Май, 1945 год». Через разбитое стекло положила открытку на подоконник квартиры первого этажа.

Многие из нас тогда были как не в себе – ведь мы в одночасье лишились всего, кто-то потерял близких. Потому и вели себя не всегда адекватно. Помню, вошла в свою квартиру и запихнула в сумку первое, что попалось на глаза – цветные мелки. Почему –то показалось, что без них мне никак не обойтись.
А сосед набил рюкзак старыми, давно вышедшими из моды нейлоновыми рубахами.....

[Зяма]

Из воспоминаний..Хоть мне было тогда 9,5лет, но помню все как-будто это произошло вчера. Папа работал на станции и в воскресенье утром ушел как всегда на работу. Пришел раньше обычного и в этот день не пустили нас гулять даже на улицу, весь день просидели с сестрой и братом дома. А в понедельник утром сказали что мы не идем в школу (радости было полные штаны). А потом начался кошмар. Собирался чемодан, потому что ехали на природу на 3 дня, учиться не надо, даже очки для чтения не брала с собой. А самое страшное воспоминание это колонна автобусов. И даже сейчас когда вижу колонну с учениками мороз по коже идет. А тогда чувствовалось какое-то напряжение.
У нас дома были рыбки и попугай. Попугаю насыпали корма на 3 дня, потому что в автобус нельзя было с животными садиться так как и для людей иногда не хватало места. А рыбкам нельзя много насыпать еды, но мы посчитали, что за 3 дня с ними ничего не станется.
Потом закрыли во всей квартире окна и вышли на улицу садиться в автобус, который стоял возле подъезда....

[Зяма]

Монолог жены погибшего на тушении АЭС пожарника.
Очень тяжелое чтиво. Нервным не читать.
[Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи]

"Я не знаю, о чем рассказывать... О смерти или о любви? Или это одно и
то же... О чем?
... Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли... Я говорила ему: "Я тебя люблю". Но я еще не знала, как я его любила... Не представляла... Жили мы в общежитии пожарной
части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Выглянула в окно. Он увидел меня: "Закрой форточки и ложись
спать. На станции пожар. Я скоро буду". Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось... Все
небо... Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть от того, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали пламя. Сбрасывали горящий графит ногами... Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и
уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар... Четыре часа... Пять часов... Шесть... В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где
жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать... Его любимые работы... Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит.)
Иногда будто слышу его голос... Живой... Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет... И во сне... Это я его зову...