ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ.

[Зяма]

Сергей Доренко на линии
Иерусалимский синдром


Сегодня просидел за два захода 1 час 45 минут в Мёртвом море. Стал достопримечательностью местной. Отдыхающие заходили в воду и наспор состязались - гребли в мою сторону с криком: "Плывём в сторону вон того дядьки - вон, видите, далеко один дядька забрался, кто до него доплывёт?"
Потом и другие шли комментарии, что, мол, "дядька отплавает от нас!", "дядька на нас смотрит!" - я их удивлял, восхищал, раздражал без устали метрах в стапятидесяти от пляжа. А жена-то на массажах лежала, а мне-то что делать?
Место там знаменательное, сами знаете. Там был Содом. Город такой. В городе этом люди не вполне были благонравны и скромны в быту. Их Господь залил напалмом за это. Потом ещё Господь явил чудо - спас Лота с семейкой, но превратил в соляной столб бабу Лотову - попала баба под горячую руку, Господь, перед тем, как спалить город, лютовал в Содоме, что-то он такое делал с содомитами, что не надо было ей подглядывать, а она пялилась, дура. Это всё было рядом с тем местом, где я купался.
Потом Лот с дочерьми пошли жить в пещеру, тоже недалеко от того места, где я торчал в воде. И не просто жить, а сожительствовать, Вы помните, дочки папку своего, Лота своего, подпаивали на ночь, а потом сожительствовали с ним по очереди. Ну, они же сформировались как личности в г.Содоме, так что навыки у них были хоть куда, но Господу это вполне подходило, и он не сердился - девки за Господом не подглядывали и за это считались целомудренными, а Лоту и вовсе море было по колено, он же был родственником Аврааму, а Авраам был на правах друга у Господа.
А посредине всего этого я торчал из воды, вы не забывайте, вы не теряйте нить повествования.
Считай, целый день торчал.
Это сегодня.
А вчера гостил у поэта Генделева.
Поэт полон жизнелюбия. И чувства слова. И чувства вкуса.
Поданы были грибочки всякие, паста с двумя видами рыб под мудрёным соусом. Не под бирмингемским. Одна из гостий спросила поэта: "Миша, это не под бирмингемским соусом?"
Поэт ответил, что нет.
Поэт сказал, что в Иерусалиме есть понятие "Иерусалимского синдрома" - происходит что-то с людьми - они вдруг делаются взвинченными, делают поступки непродуманные, вступают в отношения с другими дерзко и без деликатности. Я стал поддакивать и привёл в пример не кстати жену Ирода, а кстати сказал про неприятности с Христом.
Потом ещё припомнил, что прям в тот же день и сам повздорил с попиком армянским у Гроба Господня. Попик набежал на длинную полосу свечей у икон, мелким бесом подскочил, задул быстрыми плевками свечи, только что оставленные людьми, схвалит их охапкой и перебежал к месту, где я стоял. А у моего места тоже было свечей двадцать - свеженькие совсем. Попик протянул крючья ручек к ним, я заступил дорогу и прорычал ему в лицо: "It's mine! Don't touch!"
Попик нехорошо посмотрел, оскалился, оттолкнул меня и, прежде, чем я схватил его за шкирки, бежал мимо свечек - не забрал таки свечи, животное.
Такой вот синдром у меня произошёл - иерусалимский.
Поэт заставил забыть об огорчении - был блистателен и остроумен.
Широко обсуждалась петербургская школа поэзии во второй половине прошлого века. Я поддакивал осторожно, чтобы не выдать невежества.
Уже за чаем - пили сначала да хун пао, а потом пуэр - рассказал поэт анекдот, привезённый ему пару месяцев назад из Москвы кем-то из гостей.
Вот анекдот:
Профессор истории в университете рассказывает о фаланге Македонского.
"Эта фаланга повергала любого врага, потому что воины в ней не только были боевыми товарищами, но и любили друг друга!"
Студент с места спрашивает: " Скажите, профессор, так македонцы были голубыми???"
Профессор обижается: " Голубыми??? Это Моисеев с Пенкиным - голубые, а это были ДРЕВНИЕ БОЕВЫЕ ПЕДЕРАСТЫ!"
Последнюю фразу надо говорить с большим подъёмом - попробуйте поинтонировать на пробу - у вас обязательно получится.